– Боже мой, Момо! Что с тобой, ты заболел?
– Я пришел попрощаться с вами от имени мадам Розы.
– Что, они увезли ее в больницу?
Я сел, потому что тут у меня кончились силы. Я не ел уже и не помню с какого времени – объявил им всем голодовку. Лично я с законами природы не хочу иметь ничего общего. Я про них даже слышать не желаю.
– Нет, не в больницу. Мадам Роза в своем еврейском логове.
Не стоило бы мне этого говорить, но я сразу увидел, что мадам Лола понятия не имеет, где это.
– Что-что?
– Она уехала в Израиль.
К этому мадам Лола оказалась до того неподготовленной, что застыла на месте с разинутым посреди пены ртом.
– Но она мне никогда не говорила, что собирается уезжать!
– Они прилетели за ней на самолете.
– Кто?
– Родственники. У нее там оказалось полным-полно родственников. Они прилетели за ней на самолете и с собственной машиной. С «ягуаром».
– И она оставила тебя одного?
– Я тоже туда уеду, она пришлет мне вызов.
Мадам Лола посмотрела на меня еще и потрогала мне лоб.
– Да у тебя жар, Момо!
– Пустяки, пройдет.
– Слушай-ка, поешь со мной, это тебе не повредит.
– Нет, спасибо, я больше не ем.
– Как это ты больше не ешь? Что ты плетешь?
– Лично я с законами природы не хочу иметь ничего общего, мадам Лола.
Она рассмеялась.
– Я тоже.
– В гробу я их видел, эти законы природы, мадам Лола. Плевать я на них хотел с высокой колокольни. Законы природы – это такая мразь, что их надо бы запретить навечно.
Я встал. Одна грудь у нее была больше другой, потому что мадам Лола создана не природой. Я ее очень любил.
Она ласково улыбнулась мне.
– Не хочешь пока пожить у меня?
– Нет, мадам Лола, спасибо.
Она подошла, присела передо мной и взяла меня за подбородок. Руки у нее были в татуировке.
– Ты можешь остаться здесь. Я буду о тебе заботиться.
– Нет, мадам Лола, спасибо. У меня уже есть кое-кто.
Она вздохнула, а потом поднялась и начала рыться в сумочке.
– Вот, держи.
Она протянула мне тридцать франков.
Я подошел к водопроводному крану и открутил его, потому что зверски хотел пить.
Потом я спустился вниз и заперся с мадам Розой в ее еврейском логове. Но я уже не мог терпеть. Я вылил на нее все духи, какие еще оставались, но это не помогало. Я снова вышел и отправился на улицу Куле, где накупил красок для рисования, а еще флаконов с духами в известной парфюмерии мосье Жака – он гномосексуалист и вечно делает мне авансы. Я ничего не собирался есть, чтобы всех на свете наказать, но потом понял, что это напрасный труд, и слопал в какой-то пивной сосиски. Когда я вернулся, мадам Роза из-за законов природы пахла еще сильнее, и я вылил на нее флакон «Самбы», ее самых любимых духов. Потом я раскрасил ее лицо всеми красками, что купил, чтобы ее было поменьше видно. Глаза у нее по-прежнему были открыты, но с красным, зеленым, желтым и голубым вокруг все выглядело не так ужасно, потому что в ней не оставалось уже ничего от природы. Потом я зажег семь свечей, как это полагается у евреев, и улегся подле нее на матрас. И ерунда это все, что я, дескать, провел три недели у трупа своей приемной матери, потому что мадам Роза вовсе не была мне приемной матерью. Это все неправда, да я бы и не смог выдержать, потому что кончились духи. Четыре раза я выбирался наружу, чтобы купить духов на те деньги, что дала мне мадам Лола, и еще столько же натырил. Я их все вылил на нее, и я раскрашивал и перекрашивал ей лицо всеми красками, что у меня были, чтобы скрыть действие законов природы, но она портилась ужасно и повсюду, потому что жалости в природе не существует. Когда они выломали дверь, чтобы разобраться, откуда идет вонь, и увидели, что я лежу рядом, то закричали: «На помощь!», «Какой ужас!» – но раньше-то и не думали кричать, потому что жизнь не пахнет. Они отвезли меня на санитарной машине и там нашли у меня в кармане клочок бумаги с фамилией и адресом. Они позвонили вам, потому что это был ваш телефон, они решили, что он у меня не просто так. Вот вы все и приехали и взяли меня к себе за город без всяких обязательств с моей стороны. Я думаю, мосье Хамиль был прав, когда голова у него была в порядке, и жить нельзя, когда любить некого, но я ничего вам не обещаю, надо поглядеть. Я любил мадам Розу и буду продолжать видеть ее перед собой. Но я не прочь побыть какое-то время у вас, раз ваши ребятишки меня просят. Ведь это мадам Надин показала мне, как можно заставить мир пятиться назад, и мне это очень интересно и я всем сердцем этого желаю. Доктор Рамон даже съездил за моим зонтиком Артуром, а то я за него испереживался, потому что никто другой не захотел бы тратить на него свои чувства ввиду его малой ценности. Надо любить.
Сараколе, или сонинке, – народ подгруппы манде группы нигер-конго, расселенный преимущественно в Мали, Буркина-Фасо и Сенегале; тукулер – народ западноатлантической подгруппы той же группы, проживающий главным образом в Сенегале и Мавритании. (Здесь и далее примеч. пер.)
Касба – старинный мусульманский квартал города Алжира.
«Бико» («козел») – презрительное прозвище, употребляемое во Франции по отношению к арабам.
В конце 60-х годов по Орлеану разнесся антисемитский слух, будто в местных еврейских магазинчиках готового платья начали исчезать женщины: в примерочных им, дескать, делают уколы, а затем тайно переправляют в дома терпимости Азии и Африки. С тех пор выражение «орлеанские слухи» стало синонимом самых нелепых и вздорных сплетен.
Зимний велодром в Париже в период оккупации служил сборным пунктом для отправки в концлагеря.